Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе - Страница 47

– Иметь свой бизнес – это прелесть. В принципе, я могу делать, что хочу.

Лайза смеется и продолжает стучать по клавишам.

Вот это уже ТОЧНО похоже на разговор с одной из моих подружек. Лиз никогда не обращает внимания ни на какие мои слова и всегда занимается какой-нибудь другой хренью, когда я изливаю ей душу.

– Не могли бы вы рассказать об этом чуточку подробнее? – просит журналистка.

– Ну, вот если мне хочется, чтобы Гэвин весь день провел со мной, то это возможно, было б у него желание, – объясняю я. – Мне не нужно искать днем няньку или отправлять его еще куда-нибудь, когда у него в детском садике нет занятий. И, если мне нужно закрыться пораньше, чтоб отвезти его к врачу, или в садик к нему на собрание, или на праздник съездить, я делаю это легко, мне не нужно ни у кого спрашивать разрешения или расплачиваться за пропущенное время частью жалованья.

– Мой врач дает мне сладкое и наклейки. А у его злой медсестры лицо, как писун, и она мне уколы колет, – добавляет Гэвин.

Лайза хмыкает, ее глаза неотрывно глядят на экран, а пальцы бешено колотят по клавишам.

«О, мой боже, прошу, скажи мне, что она только что не вклепала слова «лицо, как писун» в мое интервью».

– Прошло всего три коротких месяца, как вы открылись, а «Соблазн и сладости» уже приносит прибыль. Такое почти неслыханно для нового малого бизнеса. Что, на ваш взгляд, является ключом к успеху?

Я что, похожа на Дональда Трампа?

Я ни о чем таком знать ничего не знаю. Я покрываю всякую всячину шоколадом и пеку печенье. Ключ к успеху в том, чтобы сделать вид, будто всамделе этого не происходит, и тогда не будет охватывать страх до самых потрохов от одной лишь мысли об этом.

Я постаралась ответить на вопрос журналистки как можно лучше и не выглядеть при этом несведущей идиоткой. Все дело, сказала я ей, в удаче. И честно призналась, что понятия не имею, как все это случилось со мной.

Лайза наконец перестала колотить по клавишам и взглянула на меня:

– При этом еще и не вредит иметь такого известного сына, верно?! Все, с кем я говорила о «Соблазне и сладостях», убеждали, что я попросту ДОЛЖНА познакомиться с сыном владелицы кондитерской.

О, боже драгоценный! Начинается…

– Я почти боюсь спрашивать, что еще говорили о нем. Его счастье, что он прелесть, иначе я выставила бы его на тротуар вместе с мусорными мешками еще несколько лет назад, – сообщила я Лайзе, и мы вместе залились смехом.

– Ты пасть заткни, когда со мной разговариваешь! – кричит Гэвин.

Я быстренько зажимаю ему рот ладонью.

Следовало бы прихватить с собой клейкую ленту и электрошокер.

– Вы уж поверьте, – рассказываю я, – на самом деле несколько покупателей меня спрашивали, нельзя ли позвать его к себе домой. Тут как-то по пути на службу зашел к нам сержант морской пехоты и сказал, шутя, что взял бы с собой Гэвина обучать новобранцев. Ему показалось, что Гэвин сумеет довести их до слез быстрее, чем это когда-либо удавалось ему самому.

Лайза стучит себе по клавишам с легкой улыбочкой на лице, а я про себя гадаю, станет ли это первым и последним моим журнальным интервью в жизни.

– Как вам известно, мы проводим небольшое исследование о людях, которых собираемся интервьюировать. Вы живете в маленьком городке, и тут не секрет, что вы забеременели и вынуждены были бросить колледж. Быть матерью-одиночкой – это непрестанная и жуткая борьба. Какой совет вы дали бы другим женщинам, кому, быть может, уготовано пройти через такое же? – спрашивает Лайза и, склонив головку, вновь принимается клацать по клавиатуре.

Миленько. Я трахнулась с парнем на студенческой вечеринке, залетела и была вынуждена работать в баре, чтоб свести концы с концами. В то время единственным для меня «другим вариантом» был стриптиз беременной. Это всамделе то, что хотят знать читатели «Лучшей выпечки»? Они, казалось бы, народ консервативный, привыкли чаще говорить про птифуры да целительное размельчение, чем про пиво‑понг и толчение влагалища.

– Хм, ну да. Я совершенно точно не лучшая советчица в этой области, – честно признаюсь я журналистке. – Я все делала не так. По счастью, отец Гэвина – потрясающий мужчина, и мы сумели найти обратный путь друг к другу. Я не представляю своей жизни без него.

Блин! Могу я забрать это высказывание обратно?! Это звучит слишком похоже на признание, будто я хочу провести с ним остаток моей жизни. Чего я и хочу. Только ему не надо этого знать. Его это отпугнет, как и всякого парня. А он парень. Стоит ему прочесть это, как его мысли тут же повернут на женитьбу, и он, наверное, визжать примется. «СМЕНИ ТЕМУ, КЛЭР!»

– А еще мне нравится смотреть порно.

НЕТ, НЕТ, НЕТ! ПРО НАЗНАЧЕНИЕ! О чем это, едрена-мать, мне говорить полагается? Ах да. Совет.

– Не смотрите дареному коню в зубы, не то он укусит руку, кормящую вас.

О, Иисусе милостивый, я становлюсь моей мамулей.

В Лайзе ничто не выдает, будто она считает, что говорит с помешанной. Знай себе по клавишам стучит. Это начинает меня пугать.

Неужто она всерьез, слово в слово печатает все, что я болтаю? У меня вдруг появляется зуд взять да и завопить: «ЖОПЫ С РУЧКАМИ», просто чтобы посмотреть, продолжит ли она долбить, глазом не моргнув.

Хочется спросить, расслышала ли она мое признание о пристрастии к порно. Может, гам играющих вокруг нас детишек или громкое сопение и вздохи Гэвина помешали ей расслышать сказанное мной? Понятно, мне нельзя вновь заговаривать об этом и выяснять, расслышала ли она меня, потому как если не расслышала, то захочет, чтоб я повторила. А я ведь (я ж себя знаю) обязательно повторю, из вежливости, а тогда, едрена-мать, уж вовсю охватит страх, какой и так уже по мне пополз.